Церковь присягнула Временному Правительству в 1917 г.

В конце февраля 1917 г., несмотря на стремительно разворачивавшиеся в Петрограде политические события, в Святейшем правительствующем синоде Российской православной церкви (РПЦ), по словам протопресвитера военного и морского духовенства Г. Шавельского, “царил покой кладбища”

​

1. Высший орган церковной власти занимался текущей работой, решая большей частью различные бракоразводные и пенсионные дела. Однако за этим молчанием скрывались антимонархические настроения, которые проявились в реакции членов синода на поступавшие к ним в те дни от граждан и чиновников обращения с просьбами о поддержке монархии. Подобную просьбу содержала телеграмма Екатеринославского отдела Союза русского народа от 23 февраля 1917 года

2. О необходимости поддержать царский престол говорил товарищ синодального обер-прокурора князь Н. Д. Жевахов. В разгар забастовок, 26 февраля, он предложил первоприсутствующему члену (председателю) синода – митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению в защиту монарха – “вразумляющее, грозное предупреждение Церкви, влекущее, в случае ослушания, церковную кару”. Воззвание предлагалось не только зачитать с церковных амвонов, но и расклеить по городу. Митрополит Владимир отказался.

3. 27 февраля с предложением к синоду осудить революционное движение обратился обер-прокурор Н. П. Раев, отметив, что возмутители спокойствия “состоят из изменников, начиная с членов Государственной Думы и кончая рабочими”. Синод отклонил и это предложение, ответив обер-прокурору, что еще неизвестно откуда идет измена – сверху или снизу

4. 2 марта 1917 г. в покоях Московского митрополита состоялось частное собрание членов синода и представителей столичного духовенства

5. На нем присутствовали шесть членов Св. синода – митрополиты Киевский Владимир и Московский Макарий, архиепископы Финляндский Сергий, Новгородский Арсений, Нижегородский Иоаким и протопресвитер А. Дернов, а также настоятель Казанского собора протоиерей Ф. Орнатский. Было заслушано поданное митрополитом Петроградским Питиримом (Окновым) прошение об увольнении на покой

6. Тогда же члены синода признали необходимым немедленно установить связь с Исполнительным комитетом Государственной Думы. Этот факт дает основание утверждать, что Св. синод РПЦ признал Временное правительство еще до отречения Николая II от престола.

7. На совещании синодальных архиереев, проходившем 3 марта в покоях Киевского митрополита, было решено направить в Государственную Думу нарочного (священника одной из кладбищенских церквей) с сообщением о резолюциях, принятых церковной властью. В тот же день вступил в должность новый синодальный обер-прокурор В. Н. Львов, вошедший во Временное правительство на правах министра. Первое после государственного переворота официально-торжественное заседание Св. синода состоялось 4 марта. На нем председательствовал митрополит Киевский Владимир. От лица Временного правительства Львов объявил об освобождении РПЦ от опеки государства, губительно влиявшей на церковно-общественную жизнь. Члены синода (за исключением отсутствовавшего митрополита Питирима) выразили искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Православной церкви.

8. С приветственным словом к обер-прокурору и сопастырям обратились митрополит Владимир (Богоявленский), архиепископы Черниговский Василий (Богоявленский) и Новгородский Арсений (Стадницкий). Последний говорил о больших перспективах для Российской церкви, открывшихся после того, как “революция дала нам (РПЦ. – М. Б.) свободу от цезарепапизма”

9. Тогда же из зала заседаний синода по инициативе обер-прокурора было вынесено царское кресло, которое в глазах иерархов являлось “символом цезарепапизма в Церкви Русской”

10. Знаменательно, что вынести его обер-прокурору помог митрополит Владимир. Кресло было решено передать в музей.

11. На следующий день, 5 марта, синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие Царствующему Дому “отныне не провозглашалось”

12 . Непосредственно на “Акт об отречении Николая II от престола Государства Российского за себя и за сына в пользу Великого Князя Михаила Александровича” от 2 марта 1917 г. и на “Акт об отказе Великого Князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти” от 3 марта синод отреагировал нейтрально: 6 марта он вынес определение принять их “к сведению и исполнению” и во всех храмах империи отслужить молебны с возглашением многолетия “Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному Правительству ея”

13. Члены Св. синода понимали неоднозначность политической ситуации в стране и возможность альтернативного решения вопроса о выборе формы государственной власти в России, что было зафиксировано в синодальных определениях от 6 и 9 марта. В них говорилось, что великий князь Михаил Александрович отказался от принятия верховной власти “впредь до установления в Учредительном Собрании образа правления”

14. Однако это не свидетельствовало о колебаниях среди членов синода по поводу будущего государственного устройства. Вероятно, авторы упомянутых определений стремились лишь к максимальной юридической точности формулировок. Решения, принятые в те же и в последующие дни и подписанные всем составом Св. синода, уже однозначно свидетельствовали о его выборе в пользу народовластия. 9 марта синод обратился с посланием “К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий”. В нем содержался призыв довериться Временному правительству. “Свершилась воля Божия, – начиналось послание, – Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути”

15. Тем самым синод фактически признал государственный переворот правомерным, а революционные события объявил как свершившуюся “волю Божию”. Это послание было охарактеризовано профессором Петроградской духовной академии Б. В. Титлиновым как “послание, благословившее новую свободную Россию”, а генералом А. И. Деникиным, – как “санкционировавшее совершившийся переворот”

16. Под посланием поставили подписи епископы дореволюционного состава синода, причем даже имевшие репутацию монархистов и черносотенцев, такие как, митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и митрополит Московский Макарий (Парвицкий-Невский). В связи с изменившейся формой государственной власти в России, Православная церковь была поставлена перед необходимостью отразить в богослужебных чинах факт отречения от престола Николая II, отказ (временный) от принятия верховной власти великого князя Михаила Александровича и приход к власти Временного правительства. Перед РПЦ возникла проблема: как и какую государственную власть следует поминать в молитвах? По установленным церковным чинопоследованиям на каждом богослужении должны были возноситься моления о государственной власти. Это очень важный момент в деятельности церкви, в ее взаимоотношениях с правительством и верующими. 4 марта 1917 г. синод получил многочисленные телеграммы от российских архиереев с запросом о форме моления за власть. В ответ, два дня спустя, митрополит Киевский Владимир разослал от своего, имени по всем епархиям РПЦ телеграммы (66 внутри России и 1 – в Нью-Йорк) с распоряжением о том, что “моления следует возносить за Богохранимую Державу Российскую и Благоверное Временное правительство ея”

17. Таким образом, уже 6 марта российский епископат перестал возносить молитвы о царе. Впервые вопрос о молитве за власть Св. синод рассматривал 7 марта 1917 года. Его решением синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) поручалось внести изменения в богослужебные чины и молитвословия в связи с происшедшей переменой в государственном управлении. Но не дожидаясь решения этой комиссии, уже 7 – 8 марта синод издал определение, согласно которому всему российскому духовенству предписывалось “во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление “о Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Правительстве ея””

18. Анализ этого определения показывает, что, во-первых, в нем Дом Романовых уже 7 марта упоминался в прошедшем времени. Во-вторых, до революции существовала некоторая очередность в поминовении государственной и церковной властей. На мирных ектениях первым поминался синод, а после него – император и Царствующий Дом, а на сугубых ектениях, на великом входе и многолетиях – в первую очередь император и Царствующий Дом, а во-вторую – синод. В определении синода от 7 марта устанавливалась новая последовательность: на всех основных службах государственная власть (Временное правительство) стала поминаться после церковной. То есть “первенство по чести” в измененных церковных богослужениях отдавалось церкви, а не государству

19. Третьей особенностью синодального решения об отмене молитвословий за царскую власть является фактическое упразднение “царских дней”, которые имели статус государственных праздников и объединяли собой дни рождения и тезоименитств императора, его супруги и наследника престола, дни восшествия на престол и коронования. Эти праздники носили ярко выраженный религиозный характер: во время них совершались крестные ходы, служились торжественные службы о “здравии и благоденствии” Царствующего Дома. Официально “царские дни” были отменены постановлением Временного правительства от 16 марта 1917 года

20. Однако синод хронологически опередил и предвосхитил постановление Временного правительства, объявив революционные события необратимыми, упразднив поминовение “царствовавшего” дома и распорядившись не поминать на богослужениях Царскую семью. Составленный синодальной Комиссией по исправлению богослужебных книг подробный перечень изменений был рассмотрен и утвержден синодом 18 марта 1917 года. Новшества свелись к замене молитв о царской власти молитвами о “благоверном Временном правительстве”. Вследствие нововведений ревизии подверглось церковно-монархическое учение о государственной власти, которое исторически утвердилось в богослужебных книгах Русской церкви и до марта 1917 г. было созвучно державно-триединой формуле “за Веру, Царя и Отечество”. Отказавшись молитвенно поминать царскую власть, церковь исключила одну из составляющих триады – “за Царя”. Тем самым духовенство фактически изменило исторически сложившуюся государственно-монархическую идеологию. Члены Св. синода дали понять, что принципиальных отличий между царской властью и властью Временного правительства для них нет, то есть нет и не должно быть места императора в церкви, не может быть церковной власти царя. Иными словами, власть царя преходяща и относительна. Вечна, надмирна и абсолютна лишь власть священства, первосвященника. Отсюда и тезис воинствующего клерикализма – “священство выше царства”. Поскольку в церковных богослужебных книгах определениями синода было произведено упразднение молитв о царской власти, то тем самым Дом Романовых фактически был объявлен “отцарствовавшим”. Следовательно, уже 9 марта, после выхода вышеупомянутого послания синода, во-первых, завершился процесс перехода РПЦ на сторону Временного правительства, на сторону революции и, во-вторых, Св. синод фактически осуществил вмешательство в политический строй государства: революционные события были официально объявлены безальтернативными и необратимыми. По словам С. Булгакова, Россия вступила на свой крестный путь в день, когда перестала открыто молиться за Царя.

21. Действия высшего духовенства по изменению богослужений были, на первый взгляд, вполне последовательны и логичны: поскольку до революции поминовение царя носило личностный, персонифицированный характер (в большинстве случаев Император упоминался в молитвах по имени и отчеству), то упразднение молитвословий о царе казалось вполне закономерным. Однако вследствие отмены Св. синодом поминовения “имярека” автоматически исчезла и молитва о самой царской Богом данной власти. Тем самым, при сохранении молитвы о государственной власти вообще, в богослужебных чинах произошло принципиальное изменение: царская власть оказалась “десакрализована” и уравнена с народовластием, чем фактически был утвержден и провозглашен тезис: “всякая власть – от Бога”; а значит и смена формы государственной власти, революция – тоже “от Бога”. Поясняют логику синода и его определения от 18 и 20 марта об изменении надписей на выходных листах вновь издаваемых богослужебных книг и надписи на антиминсах. Суть этих изменений была одна. Надпись на антиминсе, кроме даты его освящения, ранее содержала и пояснение: в царствование какого императора он освящен. Синод для антиминса утвердил новый текст: “По благословению Святейшего Правительствующего Синода, при Временном Правительстве всея России священнодействован”

22. В данном случае замены были оправданы временным характером поминовения государственной власти. В других случаях, касающихся богослужения, поминовение царя носило более вероучительный (то есть идеологический) смысл. Так, в Богородичном тропаре утрени после произведенной богослужебной замены поминовения царя, во всех церквах должны были произноситься такие слова: “Всепетая Богородице, …спаси благоверное Временное правительство наше, ему же повелела еси правити, и подаждь ему с небесе победу” .

23. Этим синод фактически провозгласил тезис о божественном происхождении власти Временного правительства. Через несколько дней после начала Февральской революции Российская церковь перестала быть “монархической”, фактически став “республиканской”: не дожидаясь решения Учредительного Собрания об образе правления, Св. синод, повсеместно заменив поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия, провозгласил в богослужебных чинах Россию республикой. Вследствие “духовных” действий церковной иерархии Россия была объявлена А. Ф. Керенским 1 сентября 1917 г. республикой. Узурпацию правительством Керенского прав будущего Учредительного Собрания и фактическую противоправность объявления России республикой отмечали, например, В. Н. Воейков и епископ Никон (Рклицкий)

24. Соответственно, и действия синода были вызваны стремлением представителей высшего духовенства путем уничтожения царской власти разрешить многовековой теократический вопрос о “священстве – царстве”, о том, кто главнее: первосвященник царя или царь – первосвященника.

25. Если различные политические партии и социальные группы общества, двигавшие революционный процесс, были заинтересованы в свержении авторитарной власти российского самодержца, то духовенство было заинтересовано не только в уничтожении монархии, но и, в первую очередь, в “десакрализации” царской власти. Духовенство (в частности, синод РПЦ) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо формой народовластия нет никаких отличий: “всякая власть – от Бога”. Именно выполнение условия “десакрализации” царской власти было одним из основных этапов в разрешении вопроса “священства – царства” в пользу превосходства церкви над государственной властью, по тому времени – императорской. В необходимости “десакрализации” монархии, в создании “доказательства” того, что земное царство подобно “бренной плоти”, а священство подобно “вечному духу”; в обосновании тезиса: “дух выше плоти и должен подчинить ее себе”, заключался один из основных мотивов революционности духовенства. Монархический строй давал царю как помазаннику Божьему определенные полномочия в церкви. Но вместе с тем этой форме правления была присуща и неопределенность в разграничении прав государственных и церковных. В результате создавался повод для постоянного недовольства духовенства своим якобы бесправием и “угнетенным” положением из-за прямого или косвенного участия царя в делах церкви. Светская власть (народовластие), не вмешивающаяся в дела внутреннего управления церкви, дающая ей свободу действий, была более привлекательной формой государственной власти для стремившегося к независимости духовенства. Несмотря на благосклонное официальное отношение высшей иерархии к смене формы государственной власти в России, члены Петроградского религиозно-философского общества, обсуждая на своих заседаниях 11 – 12 марта церковно-государственные отношения, сочли действия синода недостаточно правомерными. Они постановили довести до сведения Временного правительства следующее: “Принятие Синодом акта отречения царя от престола по обычной канцелярской форме “к сведению и исполнению” совершенно не соответствует тому огромной религиозной важности факту, которым церковь признала царя в священнодействии коронования помазанником Божиим. Необходимо издать для раскрепощения народной совести и предотвращения возможности реставрации соответственный акт от лица церковной иерархии, упраздняющий силу таинства царского миропомазания, по аналогии с церковными актами, упраздняющими силу таинств брака и священства”

26. Действия членов Св. синода весной 1917 г. не обрели логического завершения, на что указали члены Петроградского религиозно-философского общества. Но тем не менее актом, предотвращавшим возможность реставрации монархии в России, фактически стала замена богослужебных чинов и молитвословий. Однако альтернатива действиям синода по отношению к смене формы государственной власти в марте 1917 г. существовала. Она была изложена епископом Пермским и Кунгурским Андроником (Никольским). 4 марта он обратился с архипастырским призывом “ко всем русским православным христианам” и охарактеризовал сложившуюся ситуацию в России как “междуцарствие”. Он сказал: “Будем умолять Его Всещедрого (Бога), да устроит Сам Он власть и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. …Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевленно получить родного Царя от Него Всеблагого Промыслителя”

27. 19 марта епископ Андроник и Пермское духовенство в кафедральном соборе и во всех городских церквах сами присягнули и привели народ к установленной Временным правительством присяге на верность служения государству Российскому. Но, принеся в качестве законопослушного гражданина присягу Временному правительству, епископ Андроник активно вел монархическую агитацию, связывая с Учредительным Собранием надежды на восстановление царского правления. “Опасная деятельность” пермского архипастыря (именно так она была расценена местной светской властью и в ведомстве синода) привлекла внимание Комитета общественной безопасности и Совета солдатских и рабочих депутатов Перми, от которых 21 марта на имя обер-прокурора Св. синода была отправлена телеграмма с жалобой, что “епископ Андроник в проповеди сравнивал Николая Второго с пострадавшим Христом, взывал к пастве о жалости к нему”

28. В ответ 22 марта обер-прокурор потребовал от мятежного епископа разъяснений и отчета о его деятельности, направленной на защиту старого строя и “на восстановление духовенства против нового строя”. Переписка между Пермским епископом и обер-прокурором завершилась 16 апреля подробным объяснительным письмом Андроника, в котором говорилось: “Узаконяющий Временное правительство акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного Собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное Собрание. …Подчинился я Временному правительству, подчинюсь и республике, если она будет объявлена Учредительным Собранием. До того же времени ни один гражданин не лишен свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное Собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России. Как уже неоднократно и заявлял, Временному правительству я подчинился, подчиняюсь и всех призываю подчиняться. …Недоумеваю – на каком основании Вы находите нужным …обвинять меня “в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовной власти вообще”” .

29. Аналогичные проповеди о “междуцарствии”, о необходимости возврата монархии вели и другие, хотя и немногочисленные представители духовенства: например, священник А. Долгошевский из села Синие Липеги Нижне-Девицкой волости Воронежского уезда призывал паству: “Молитесь Богу о царе. Бог поможет нам опять царя восстановить на царство. Без царя немыслимо нам жить” .

30. Священник Алексий (Вешняков) Троицкой Устьевской церкви Вологодской епархии на протяжении весны 1917 г. совмещал молитвы о Временном правительстве и о царской власти, подчеркивая в богослужениях временный характер новой формы правления. Молитва о царе вплоть до конца марта и даже до середины апреля 1917 г. возглашалась и в отдельных приходах различных епархий, в пригородах Петрограда и в действующей армии.

31. Возможность возврата России к монархии рассматривал и основанный в Петрограде 7 марта 1917 г. так называемый “обновленческий” “Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян”. В его программе отмечалось, что союз “с ней (монархией) дела никогда иметь не может и не будет”, что “союз хочет быть за народ, а не против народа”. То есть и “обновленцы”, определенно высказываясь о желаемой для них республиканской форме правления открыто выступали против монархического государственного строя, чем фактически указывали на сложившееся в России “междуцарствие”. Таким образом, весной 1917 г. в Православной церкви со стороны отдельных представителей духовенства звучали проповеди и молитвословия, в которых отражалось сложившееся в стране “междуцарствие”. Деятельность этих священнослужителей соответствовала положениям “Акта…” Михаила Александровича о временной “неопределенности” формы власти в России. Но, расходясь с действиями Св. синода, сводившимися к поддержке “укрепления и углубления” революционных преобразований в государстве, эта промонархическая проповедническая деятельность являлась не более, как выражением частного мнения отдельных представителей духовенства. В синодальном ведомстве она автоматически расценивалась как “возбуждение народа против духовной власти” .

32. В первых числах марта 1917 г. среди духовенства существовали и отличающиеся от установленной синодом формы поминовения государственной власти: “О Богохранимой Державе Российской и правительстве ея”, “О благоверных предержащих властях” и другие. Эти молитвы были довольно расплывчаты по своему содержанию, что было вызвано неопределенностью самой российской власти до окончательного решения Учредительного Собрания. Некоторые священнослужители вообще опускали молитвенное поминовение государственной власти.

33. Постановления же Св. синода об упразднении молитв о царе и о необходимости на богослужениях молиться только о народовластии (о Временном правительстве), по сути не оставляли шанса для возвращения Учредительным Собранием российской монархии хотя бы даже в конституционной форме. О стремлении синода РПЦ к сотрудничеству с новой властью свидетельствует участие его членов в финансовой программе Временного правительства “Заем Свободы 1917 г.”. Его целью была компенсация государственных расходов на военные нужды. Согласно синодального определения от 29 марта, всем юридическим лицам РПЦ (церквам, монастырям, различным епархиальным учреждениям) предписывалось вкладывать все свободные деньги в приобретение облигаций выпускаемого внутреннего 5%-го займа. Духовенство своей проповеднической деятельностью обязывалось содействовать его успешному распространению среди населения.

34. Соответствующие обращения пастырей к народу должны были предваряться чтением двух “Поучений”, прилагаемых к тому же определению. В первом “Поучении с церковного амвона” царское правительство (упоминаемое как “негодные люди”) подвергалось жесткой критике едва ли не за провокацию кризиса в стране, за срыв снабжения армии боеприпасами и продовольствием, за передачу планов военных действий немцам, обвинялось в упадке всех государственных дел. Свержение монархии объявлялось закономерным и происшедшим по божественной санкции. В “Поучении”, в частности, говорилось: “Старое правительство довело Россию до края гибели. … Народ восстал за правду, за Россию, свергнул старую власть, которую Бог через народ покарал за все ее тяжкие и великие грехи”. При этом Временное правительство объявлялось “избранным народом – тем самым народом, который завоевал себе свободу и свергнул поработителей этой свободы”. Паства призывалась жертвовать деньги на производство вооружений и амуниции. Причем, согласно “Поучения”, продолжать войну следовало, чтобы не допустить возвращения старого порядка, который-де мог вернуться в случае победы Германии и воцарения в России какого-либо немецкого принца. В целом, участие в “Займе Свободы” всенародно объявлялось духовенством “нашим прямым и святым долгом перед матерью нашей Россией”.

35. Аналогичным было и второе “Поучение”. В нем, в частности, констатировалось дарование новой властью всем российским гражданам “светлых прав свободы, равенства и братства” и содержались призывы к пастве своим участием в займе отстоять завоеванную свободу и помочь Временному правительству довести войну до конца. Призывы к гражданам об участии в “Займе Свободы”, согласно распоряжению высшей духовной власти, весной и летом 1917 г. многократно звучали с десятков тысяч церковных амвонов и со страниц центральных и епархиальных изданий.

36. Об отношении Св. синода к революции свидетельствует и его роль в принятии народом России новой государственной присяги. Учитывая, что основную массу населения страны составляли верующие, участие священнослужителей в церемонии принятия присяги давало Временному правительству возможность укрепить свои позиции и привлечь население на свою сторону. Новая власть сохранила религиозный характер государственной присяги. Ее новая форма была установлена 7 марта 1917 г. – “присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий”. В присяге, в частности, говорилось: “…Обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству. …Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею Народа при посредстве Учредительного Собрания. …В заключении данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеподписуюсь”.

37. 9 марта определением синода эта присяга по духовному ведомству была объявлена “для исполнения”, о чем по всем епархиям были разосланы соответствующие указы. Было признано необходимым участие духовенства в церемониях принятия новой присяги. Отмены действия предыдущей присяги на верность императору, а также “освобождения” граждан от ее действия со стороны Св. синода не последовало. Поэтому прежняя присяга, на верность царю, по сути, осталась действующей. Показателен тот факт, что синод повелел народу присягать новой власти до того, как призвал паству ей подчиниться. Об этом можно судить, сопоставив номера его определений, принятых 9 марта. Определение об обращении “по поводу переживаемых ныне событий” имеет порядковый N 1280, а об объявлении государственной присяги “для исполнения” – N 1277 47 . Синод не пытался объяснять народу суть происшедших изменений в политическом устройстве страны, а стремился быстрее привести его к присяге Временному правительству. Иными словами, он стремился закрепить завоевания революции и придать ей необратимый характер. Российское духовенство пошло не только на изменение государственной присяги и на служение светской, немиропомазанной власти, но и на нарушение предыдущей своей присяги “на верноподданство”, по сути – на клятвопреступление. Личным примером нарушения присяги на верность императору духовенство спровоцировало на это и остальных граждан России. Утверждать это позволяет тот факт, что присяга “на верноподданство” носила ярко выраженный религиозный характер, и духовенство в церемониях присяги играло едва ли не главную роль. Более того, согласно “Своду законов Российской империи” почтение к царю воспринималось скорее как обязанность веры, нежели как гражданский долг. Поэтому мнение Св. синода было решающим: его легковесное отношение к присяге на верность императору обусловило такое же отношение к ней и со стороны граждан. В первые дни и недели революции, по причине введения новой государственной присяги без отмены старой, среди православной паствы возникла некоторая растерянность. В качестве примера можно привести слова из письма, подписанного “православными христианами” и адресованного членам Св. синода. Авторы обращались с просьбой разрешить их разногласия относительно сакрального характера принятия присяг. Если прежней клятвой на верноподданство царю, как якобы ничего не значащей, власти решили пренебречь, то такое же несерьезное отношение у народа будет и к новой присяге на верность или новому царю, или же Временному правительству. Также отмечалось, что их вопросы как действовать в создавшейся обстановке приходские священники оставляют без ответа, в результате у паствы возникают сомнения. Поэтому миряне решили обратиться с вопросами непосредственно к членам синода: “Как быть со старой присягой и с той, которую принимать заставят? Какая присяга должна быть милее Богу первая, аль вторая?”. Синод оставил письмо без ответа. Данное обращение к синоду свидетельствует не только о наличии монархических симпатий у определенной части православных христиан, но и о том, что те расценивали политическую ситуацию в России, по сути, как “междуцарствие”. Молчание же иерархов в большей степени объясняется их нежеланием рассматривать положение России в послефевральский период 1917 г, как “переходное”, грозившее возвратом монархии, а следовательно и возобновлением участия императора в церковных делах. В тексте присяги, установленной Временным правительством для своих министров 11 марта, говорилось: “…Обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу Державы Российской, …и всеми предоставленными мне мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя. …Клянусь принять все меры для созыва …Учредительного Собрания, передать в руки его полноту власти, …и преклониться пред выраженною сим Собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского Государства. В исполнении сей моей клятвы да поможет мне Бог”

38. Здесь содержится определенное противоречие: с одной стороны, члены Временного правительства обещали принять и признать выбранный народными представителями в Учредительном Собрании образ правления; с другой, – всячески подавлять любые попытки к восстановлению прежнего монархического строя. Таким образом, в марте 1917 г. граждане России давали клятву верности правительству, члены которого явно превышали свои полномочия. Духовенство же Православной церкви (и, в первую очередь, члены Св. синода), приводя паству к присяге на верность новой власти, являлось добровольным помощником и верным союзником Временного правительства в его начинаниях. Действия как членов Временного правительства, так и Святейшего синода были направлены на создание республиканского государственного устройства в России. Св. синод и Временное правительство стремились не допустить обсуждения политического вопроса о временно образовавшемся российском “междуцарствии”, упоминая в своих официальных документах лишь необратимый характер произошедших в феврале – марте 1917 г. событий. Большую роль в этом процессе сыграла не столько светская, сколько духовная власть: определение синода об изменении богослужебных чинов и молитвословий, а также его послание “по поводу переживаемых ныне событий” датированы 7 – 8 и 9 марта; декларирование же Временным правительством недопущения возврата старого строя состоялось 11 марта. То есть в снятии с повестки дня вопроса о возможности восстановления в России монархического правления духовная власть опередила светскую. Еще одним важным аспектом, характеризующим отношение высшей церковной иерархии к революционным событиям, является внесение изменений в чинопоследования поставления и рукоположения церковно- и священнослужителей, осуществленное в марте 1917 года. Новшества затронули, во-первых, тексты так называемых “ставленнических” присяг, которые в обязательном порядке произносились посвящаемыми в псаломщика и рукополагаемыми в дьяконский и в иерейский чин. Во-вторых, трансформировалось содержание так называемых “ставленнических допросов”, осуществляемых перед соответствующим посвящением и рукоположением. Ставленнические чины РПЦ, в отличии от основных, ежедневно совершаемых богослужебных чинов, имели ряд особенностей. Во-первых, они редко использовались. Все клирики проходили каждый ставленнический чин раз в жизни: перед соответствующим возведением в последующую степень церковно- или священнослужения. Другой особенностью было то, что ставленнические чины совершались не публично, а келейно, наедине с духовником (исповедь и присяга) или с членами Духовной консистории (“допрос”), то есть, в определенном смысле тоже тайно. Вопрос об изменении текстов ставленнических чинов Св. синод рассматривал 24 марта. Согласно принятому решению, их исправление осуществлял архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). В тот же день новый текст допросов и присяг был утвержден синодом и введен для всех епархий РПЦ.

39. Изменения коснулись первой части всех трех (для псаломщика, дьякона и священника) ставленнических присяг, в которых содержались обязанности рукополагаемых (поставляемых) как подданных государства. Суть исправлений заключалась в следующем: из присяг полностью вычеркивалось пространное обещание верности императору. Вместо него (после того, как ставленник именовал себя и говорил, что обещает и клянется пред Богом и св. евангелием) вводилась фраза: “быть верным подданным Богохранимой Державе Российской и во всем по закону послушный Временному Правительству ея”. Каких-либо других нововведений, касающихся отношений с государственной властью, произведено не было . В ставленнических “допросах” изменения свелись к упразднению упоминания Императора.

40. Однако в практике РПЦ в марте 1917 г. существовали альтернативные формы ставленнических присяг. Например, архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофан (Симашкевич) из ставленнической присяги полностью убрал начальную часть, содержащую присягу “на верноподданство”. В заключительную часть он ввел фразу, дословно заимствованную из “клятвенного обещания на верность службы Российскому Государству” (установленного новой властью 7 марта): “Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного Собрания” .

41. Таким образом, в присягах ставленников Донской епархии фактически указывалось на сохранявшуюся в России неопределенность формы государственного правления. В аналогичных присягах, введенных синодом для использования во всех епархиях РПЦ, об этом не упоминалось: смена формы власти, согласно им, была как будто бы окончательной. На основании этого примера можно заключить, что члены синода (по крайней мере в данном случае) были политически настроены левее, чем подведомственное им духовенство. Объяснять действия синода в феврале – марте 1917 г. привычками “послушания” и “раболепства” перед государственной властью не вполне корректно, потому что уже 7 – 8 марта 1917 г. при возникновении между синодом и правительством определенных разногласий относительно перспектив государственно-церковных отношений, синодальные архиереи вели себя достаточно независимо по отношению к новой власти. Так, Временное правительство 4 марта на заседании Св. синода через своего обер-прокурора декларировало предоставление Православной церкви полной свободы в управлении, сохранив за собой лишь право останавливать решения синода, в чем-либо не соответствующие закону и нежелательные с политической точки зрения. Обер-прокурор синода Львов видел свою задачу в формировании лояльного отношения государства к церкви и обеспечении взаимного невмешательства церкви и государства во внутренние дела друг друга.

42. Но вскоре Временное правительство стало действовать вопреки своим обещаниям. На заседании 7 марта 1917 г. оно заслушало сообщение обер-прокурора “о необходимых к оздоровлению” церкви мероприятиях. Львову было поручено представить правительству проекты преобразования церковного прихода и переустройства епархиального управления на церковно-общественных началах . Этим постановлением церковь фактически лишалась надежды на обещанную 4 марта обер-прокурором свободу, то есть нарушался заявленный правительством принцип невмешательства государства в жизнь церкви. В свою очередь, 4 марта Св. синод был удовлетворен программными обещаниями обер-прокурора, “во всем пошел навстречу этим обещаниям, издал успокоительное послание к православному народу и совершил другие акты, необходимые, по мнению Правительства, для успокоения умов” .

43. Это цитата из заявления шести архиепископов Св. синода, направленного Временному правительству 8 марта. Иерархи протестовали против намерения правительства вмешиваться во внутренние дела РПЦ. Из содержания приведенной фразы следует вывод, что между Временным правительством и Св. синодом существовала определенная договоренность, достигнутая, по-видимому, на заседании синода 4 марта. Суть ее состояла в том, что Временное правительство предоставит РПЦ свободу в управлении в обмен на принятие церковью мер по успокоению населения страны и формированию в обществе представления о законной смене власти. Несмотря на то, что синод последовательно выполнял условия соглашения, Временное правительство нарушило свои обязательства, что и вызвало протест синодальных архиереев. В заявлении членов синода также говорилось, что 7 марта обер-прокурор, вопреки сделанным 4 числа обещаниям О невмешательстве государства во внутренние дела РПЦ, объявил, что он и Временное правительство при решении церковных вопросов считают себя облеченными полномочиями, которыми ранее обладала императорская власть. Поскольку же обер-прокурор, как и в царское время, остается вершителем церковных дел, то “в виду столь коренной перемены в отношениях государственной власти к Церкви”, синодальные архиереи, во-первых, не считают возможным брать на себя ответственность за мероприятия по преобразованию церковного управления, которые решит проводить правительство и, во-вторых, не считают для себя возможным присутствовать на заседаниях Св. синода, хотя и остаются в послушании как ему, так и правительству. Таким образом, шесть из десяти членов синода в качестве протеста против действий Временного правительства объявили своеобразную забастовку. Однако через несколько часов авторы заявления изменили свое решение относительно присутствия в синоде. В последующие дни они продолжали обсуждать сложившееся положение и указали правительству на “неканоничный и незакономерный” образ действий нового обер-прокурора . На этом конфликт между синодом и Временным правительством был исчерпан. 10 марта на заседании правительства обер-прокурор высказал предложение обновить состав синода, однако этот процесс было решено осуществлять постепенно.

44. Уже 7 марта стало ясно, что декларированная ранее новой властью “свобода церкви” – фикция, и что Временное правительство оставляет за собой право распоряжаться церковными делами аналогично праву управления церковью императором. Иными словами, стало ясно, что принципиального отличия в отношении государства к церкви при новом строе не произойдет. Стремление высшего органа церковной власти вести независимую от государственной власти политику подтверждает и содержание его определения от 6 марта – “Об установлении новой формы определений и указов Св. синода”. Согласно ему, все постановления впредь должны были иметь следующий вид: “191… г. … дня Святейший Правительствующий Синод Российской Православной Церкви слушали: … Приказали: … Подписи членов Св. синода, решавших дело, начиная с первенствующего”. Однако до Февральской революции была принята такая форма: “…По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: ….(далее – совпадает с новой. – М. Б.)” . Таким образом, церковные иерархи в “шапке” своих определений не только не заменили (в отличие от всех богослужебных чинов и молитвословий. – М. Б.) упоминание Его Императорского Величества на “благоверное Временное правительство”, но и вообще убрали упоминание о государственной власти. Данный факт свидетельствует о стремлении членов Св. синода управлять церковью самостоятельно и независимо от светской власти. Трудно согласиться с мнением князя Жевахова, который постановления синода (по “углублению” революции) называл вынужденными и объяснял их “пленением” церковной иерархии Временным правительством. Жевахов говорил, что за всю свою предыдущую историю церковь никогда не была столь запугана, никогда не подвергалась таким глумлениям и издевательствам, как в те дни.

45. Доводы Жевахова достаточно убедительны, но они не объясняют бездействие Св. синода во время революционных событий февраля 1917 г., когда Православная церковь еще находилась под покровительством и защитой царя. Кроме того, под всеми радикальными синодальными определениями, датированными 6 – 9 и 18 марта, стоят подписи всех членов синода. Следовательно, остается одно из двух: или признать рассмотренные выше определения синода официальной точкой зрения РПЦ, или допустить, что в дни испытаний и опасности не нашлось ни одного достойного члена синода, который бы выступил в защиту достоинства церкви и, тем самым, допустить духовную смерть членов Святейшего правительствующего синода. Последнее представляется достаточно безрассудным. Тем более, что позже со стороны официального духовенства упомянутые определения синода не осуждались и не пересматривались. Остается принять мнение синода как авторитетное и официальное мнение РПЦ о событиях февраля и марта 1917 года. Понять мотивы деятельности членов дореволюционного состава Св. синода можно с учетом проблемы “священства – царства”. Духовенство знало, что светская власть – народовластие – не обладает харизматической природой, как власть царя и священства. Одобряя свержение самодержавия и приводя народ к присяге революционной власти, духовенство узаконивало упразднение харизматической государственной власти с тем, чтобы обеспечить существование в стране, по сути, любой формы власти, лишь бы та не обладала Божественной харизмой. Основной мотив революционности духовенства заключался даже не в получении каких-либо свобод от Временного правительства, в которых ранее отказывал император, не в “освобождении” церкви от государственного “порабощения”, а в первую очередь – в желании свергнуть царскую власть как харизматического “соперника”: чтобы священству быть единственной властью, обладающей Божественной природой, чтобы обеспечить себе монополию на “ведение”, “обладание” и “распоряжение” “волей Божией”. И, вместе с тем для того, чтобы на практике доказать свой тезис: “священство выше царства”; “священство – вечно, божественно и непреложно, а царство земное – изменчиво, бренно и преходяще”. Именно по причине противостояния священства царству вопрос даже о теоретической возможности установления в России хотя бы конституционной монархии официальными органами церковной власти в 1917 г. не рассматривался. Официальная политика синода РПЦ была с первых чисел марта направлена на приветствие и узаконивание народовластия. Духовенству РПЦ принадлежит временной приоритет в узаконении российской демократии (народовластия). Если Россия была провозглашена А. Ф. Керенским республикой через шесть месяцев после революционных событий февраля – марта 1917 г., то синодом – уже буквально через шесть дней. Временное правительство заявило о недопущении возврата монархии 11 марта, а Св. синод – по меньшей мере на два дня раньше (7 – 9 числа). Действия высшей церковной иерархии в период февральско-мартовских событий 1917 г. оказали заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны. Они явились одной из причин “безмолвного” исчезновения с российской политической сцены правых партий , православно-монархическая идеология которых с первых чисел марта 1917 г. оказалась фактически лишена поддержки со стороны официальной церкви. Члены Св. синода стремились кроме всего прочего разрешить известную историко-богословскую проблему “священства-царства”.

46. Таким образом, наряду с различными социальными группами общества и многочисленными политическими организациями, подготовлявшими и осуществлявшими Февральскую революцию, Святейший синод Русской православной церкви оказался в числе ведомств, одобривших свержение монархии и способствовавших закреплению завоеваний буржуазно-демократической революции.